III.
Нравы византийского духовенства в конце IV века1).

Нравы богатых в конце IV века были еще слишком часто язычес­кими нравами, господ­ствовав­шими в продол­жение всей империи. Роскошь была необыкно­вен­на, дебош всеоб­щий и свободный.

Aime Puech


1) Вся эта глава прибавлена мною после выпуска из Шлиссельбургской крепости к первоначальному тексту книги.


Апокалиптическое описание Великой Самопродажницы, «одетой в жемчуг, кисею и драгоценные каменья», «преследующей праведников» и «проституирующейся с земными царями», до того ярко рисует нравы византийской церкви конца четвертого века при ее пышном патриархе Нектарии, что уже по одному этому книгу Иоанна было бы необходимо отнести к данному времени.

Вот как очерчивает эти нравы французский академик Тьерри2).

«При исчислении пороков (византийского) духовенства Палладий отмечает три, которые уже сами по себе должны были бы вызвать гибель церкви: сладостpacтие, обжорство и жадность. Это была «истинная мать всех пороков»3) (апокалиптическая «мать блудников и мерзостей Земли»), так как она их зачинала в своем чреве и воспитывала их».

«Порок сладострастия, который Палладий ставит в вину византийскому духовенству4), проявлялся в особенности в обычае жить с сестрам—агапетами (возлюбленными сестрами) или подводимыми женщинами (mulieribus sub-introductis). Этот довольно недавний обычай, если верить Иоанну Хризостому (т.е. самому автору Апокалипсиса, как увидим далее), до такой степени процветал и так повсюду распространился подобно плевелам, что заразил теперь весь христианский мир (т.е. церковь), как на Востоке, так и на Западе, и угрожал перейти в церковное установление... Напрасно протестовали ученые, напрасно анафематизировали соборы, и сами гражданские законы свирепствовали против этого сожительства духовенства с девушками и их проституирования, настолько же губительного для дисциплины, как и бесчестившего религию,—злоупотребление сопротивлялось всем лекарствам... Часть духовенства, зараженного этим пороком, составляла могущественную организацию (великую твердыню Апокалипсиса), о которую разбился не один доктринер и не один епископ...

Иоанн Хризостом (в 397 году) не первый раз был в этой опасной борьбе. Когда он был еще диаконом в Антиохии (т.е. за несколько лет до составления им в 395 году «Откровения в грозе и буре»), он написал два знаменитые трактата—первый по адресу современного духовенства, а второй—по адресу девушек, которые предоставляли себя дебошам этого лживого братства»...

«Суровый хирург призвал (в 397 году) на свой суд тех, которые жили таким образом, выгнал одних и обличил других»... «3ло за зло,—говорил он им,—я предпочитаю сводников таким служителям церкви, как вы» ... «Войдем,—говорил он,—в помещение, где они живут вместе с девицами, и предположим сначала, что девица бедна. Бедна и потому принуждена работать своими руками. Священник всегда около нее, их комната общая, их меблировка общая. Какое зрелище, скажите мне, представляется вам в жилище человека, предназначившего себя по своему состоянию уединенным размышлениям? Женские юбки, пояса и митры, висящие вместе на стенах. В комнате ладаница, прялка, веретено... Таковы украшения священнического жилища!

«Теперь предположим, что «духовная сестра» богата... Нужно, чтобы у ней ни в чем не было недостатка, так как сами светские матроны меньше требовательны, чем эти девицы, и священник должен их всем снабдить! Сколько беготни нужно, чтобы удовлетворить ее! Он бежит сначала к продавцу серебряных изделий, чтоб узнать, готова ли посуда, годно ли для употребления зеркало его дамы, будет ли получена в надлежащее время амфора вина или флакончик с душистым маслом. От продавца серебряных изделий он бежит в косметический магазин, так как этот род девиц любит косметики, и они им нужны разнообразные и дорогие5). Священник объясняет продавцу, какие из них предпочитает его дама... Затем следуют фабриканты материй и ковров... Весь день священника проходит в беготне из лавки в лавку, его душа более не в церкви, а на рынке!..»

«Но вот открывается базилика... Сколько профанации, сколько новых скандалов ожидает нас в ней! Священник ждет у дверей появления своей дамы, и когда она проходит, он идет перед нею, как ее евнух или ее привратник. Он прокладывает ей дорогу, расталкивая плечами толпу, и получает вдоль всего пути улыбки публики. И бывает, что он не только не краснеет, как следовало бы, но тщесла­вится этим. Когда приближается страшный момент таинства, дама помогает ему в этом, священник поворачивает к ней голову и как будто советуется с ней взглядом» … «У этих женщин мания вмешиваться во все, они решают церковные вопросы и сеют везде ссоры».

«Второй порок, заражавший константинопольское духовенство, был обжорство, лакомство, страсть к пирам,—одним словом, глотка, как энергично говорится на латинском языке. Священники и диаконы вели в городе в роскоши и удовольствии самую изнеженную и самую роскошную жизнь».

«Корыстолюбие было третьей и наиболее смертельной язвой этого развратного духовенства» ... "Сделавшись (против воли) наследником пышного Нектария, который принес с собой на епископскую кафедру обычаи роскоши, не уступая в этом городским префектам, Иоанн Хризостом с самого начала поставил для себя делом чести уничтожить это великолепие».6)

«Он приказал продать все шелковые и золотые украшения, которые драпировали алтари базилик при его прибыли, все пурпурные ткани и богатые священнические одежды7). Великолепные мраморные обкладки и монолитовые колонны, которые Нектарий назначил для украшения церкви Анастасии и которые лежали на земле в ожидании архитектора, были тоже проданы с аукциона. Он разбил и продал священные чаши8), стоившие огромных денег, и желал иметь только самые простые"9). Он назначил на покаяние или распустил большую часть диаконов, ведших очень светскую жизнь и нередко назначавших святилища и алтари для своих любовных похождений".

Вся эта выписка из книги Амедея Тьери „Св. Иоанн Хризостом и императрица Евдоксия“ до такой степени соответствует описанию великой вавилонской твердыни, которое мы уже читали в Апокалипсисе, а роль великого пророка этого времени, Иоанна Хризостома, так подходит к роли автора „Откровения в грозе и буре“, что искать другого было бы совсем неуместно. Однако, приняв во внимание, что большинство современных теологов должны с предубеждением отнестись к моему исследованию, предположим, что все это еще требует доказательств. Начнем разбирать вопрос систематически, как будто мы не имеем еще никаких указаний на личность автора Апокалипсиса, а только знаем из наших астрономических вычислений, что книга была написана под непосредственным впечатлением грозы, пронесшейся над Патмосом 30 сентября 395 юлианского года и землетрясения, всколыхнувшего остров в этот же самый день.


2) Amedee Thierry: St Jean Chrisostome et 1'imperatrice Eudoxie. 1872 p. 24 etc.

3) Malorum omnium metropolium avariciam: Palladius. Dialogus, p. 18.

4) Intendit (Chrisostomus) sermonem adversus fictam sororiam, ut vocant, vitae societatem, revera autem adversus inverecundam et improbam vitam cum mulieribus illis, quae dicuntur subintroductae (Pallad., ibid.)

5) Hinc iterum ad unguentarium currit collocuturus de aromatibus dominae: uruntur autem virgines unquentis et variis, et pretiosis. Chrisost. de Subintroductis, p. 242.

6) Thierry, p. 34.

7) Т.е. все пышные наряды великой апокалиптической твердыни: „Грузы золота и серебра, и драгоценных камней, и бисера, и тонкого полотна, и шелка, и багряницы, и кипарисового дерева, и изделий из слоновой кости, и всяких произведений из драгоценного дерева, железа, меди и мрамора" ... "и корицы, и каждений, и мира, и ладана, и вина, и елея (Апокал. 18, 12 и 13)".

8) Золотую чашу великой самопродажницы.

9) A. Thierry. St Jean Chrysostome, 34.

10)Amedee Thierry. St Jean Chrisostome et imperatrice Eudoxie. Paris, 1872.




назад начало вперёд