Когда во время моего заключения в Алексеевском равелине Петропавловской крепости я в первый раз прочел Апокалипсис1) и сразу понял почти всю его астрономическую и темпестологическую часть совершенно так же, как она приведена здесь в моем переводе—я был просто изумлен и невольно спрашивал себя: каким образом могло случиться, что до сих пор никто не замечал в Апокалипсисе того, что было так ясно для меня2), несмотря на отвратительный французский перевод, по которому я прочел эту книгу?
Ведь большая часть созвездий нашего северного неба названа здесь прямо по именам или вполне точно описана в фигурах представлявших их животных, имена которых остались за соответствующими группами звезд и до настоящего времени. Везде указано, что эти фигуры находятся на звездном небе, да и само это небо со всеми его годичными и суточными движениями описано замечательно поэтично...
Точно так же из всех последовательных картин обычного развития грозы не забыта здесь ни одна... Здесь есть и характерное мертвое затишье в природе в момент приближения главной грозовой тучи с ее передовым краем, завернувшимся вниз, как свиток старинного папируса, и сама эта туча, и каждый громовой удар дальнейших туч—гонцов этой бури, с усиленным ливнем после каждого удара молнии,—и появление радуги, и типические чудовищные фигуры разорванных на клочья облаков, постоянно появляющиеся после пролета над головой наблюдателя первой грозовой тучи, и несколько маленьких дополнительных ливней из этих туч... Все это здесь описано без всяких иносказаний и притом иногда удивительно художественно.
И не раз приходило мне в голову при моих одиноких размышлениях об этом предмете в Алексеевском равелин, как мало большинство теологов знает о тех явлениях, которые творятся над их головами, в этом бездонном звездном небе, красотой которого мы так часто восхищаемся в ясные зимние ночи.
Я сейчас же заметил, что по положению коней-планет в созвездиях, указанных Иоанном, было бы нетрудно вычислить с астрономической точностью и самое время, когда пронеслась описываемая им гроза, ее год, и месяц, и день, и даже доли дня, для отдельных ее периодов, с точностью до получаса... Уже простой расчет по теории вероятностей указывал мне, что если картина звездного неба, так подробно нарисованная Иоанном, была его фантазия, то мы не нашли бы ее за весь древний период истории, а если она—реальность, то нашли бы ее только раз: в тот самый год и день, когда она действительно была. Но все показывало мне, что книга Иоанна не фантазия, а точный и добросовестный рассказ о том, что он действительно наблюдал, и что написана книга под непосредственным впечатлением этих наблюдений в следующие за ним дни.
Однако взяться немедленно за вычисления я не имел тогда никакой возможности. В первые двенадцать лет моего заключения в равелине и в Шлиссельбургской крепости не было в моих руках не только употребляемых для этого таблиц Леверрье, но даже и простых элементов планетных орбит, при помощи которых можно сделать с достаточным приближением подобные вычисления. Только впоследствии, через десяток лет или даже более, у меня явились эти элементы в добытых мною с большим трудом нескольких курсах астрономии, но я в то время был уже занят другими научными вопросами. Мои равелинские размышления об этой книге постепенно удалялись в тот укромный уголок мозга, где у каждого из нас хранится куча полузабытых предметов, подолгу не привлекающих к себе нашего внимания, а если и привлекающих его порой, то не затрагивающих уже по своей старости наше мышление достаточно сильно, чтобы побудить нас на их специальную разработку...
Только теперь, в 1903 году, просьба моей соседки по заключению (в Шлиссельбургской крепости) Веры Николаевны Фигнер написать для нее что-нибудь из моих размышлений и исследований побудила меня немного порыться в своей голове и неожиданно для себя извлечь оттуда этот полузабытый предмет3).
Прежде всего я принялся за вычисления, чтобы сначала точно определить время появления Апокалипсиса, а затем уже уяснить себе и точный смысл некоторых его мест, касающихся исторических событий и жизни данной эпохи, так как, не зная, когда написана книга, очевидно, нельзя было даже и пытаться уяснить себе заключающихся в ней намеков на тогдашние события.
Вычисления эти я первоначально произвел, исходя из так называемых гелиоцентрических положений каждой исследуемой планеты, т.е. из мест, где она видна, если бы смотреть на нее из центра Солнца. Затем я переходил путем тригонометрических выкладок к ее геоцентрическому положению, т.е. к тому, где эта планета была видна в данное время с нашей Земли. Через несколько недель вычислений этим утомительным путем я нашел, что никогда за все первые восемь веков нашей эры звездное небо не представляло с о-ва Патмоса такой картины, какая описана Иоанном, за исключением одного единственного случая: вечера 30-го сентября 395 года по юлианскому стилю. В этот вечер все до мельчайших подробностей было так, как указано в рассматриваемой нами книге. Определилось даже, что главная туча грозы пронеслась около 3-4 часов вечера, радуга появилась около 5 часов, а последние тучки "с чашами бедствия" были видны уже в 7-м часу, вскоре после заката солнца, совершившегося в этот день приблизительно за четверть часа до шести.
Но этим дело еще не кончилось. Как только все вычисление было сделано и проверено, со мной случилось то, что очень часто бывает (по крайней мере, со мною) в подобных случаях. Я увидел, что все это можно было бы в десять раз скорее вычислить другим, упрощенным способом, имеющим то преимущество, что всякий, кто знаком хотя бы с элементарными основаниями астрономии, может его повторить и убедиться лично в справедливости найденной мною даты 30 сентября 395 года, и в том, что она единственная из всех возможных. Вот этот-то способ я и укажу теперь читателю, но отнесу его в особую главу, для того чтобы любитель такого рода вычислений или очень интересующийся решением вопроса о времени Апокалипсиса произвел все выкладки сам, а тот, кто не считает себя компетентным, мог бы прямо пропустить эту главу и приняться за следующую4).
1) Осенью 1882 г.
2) После выхода из Шлиссельбургской крепости в ноябре 1905 года я разыскал в библиотеке Пулковской обсерватории толкование Ньютона на Апокалипсис (J. Newtoni Opera, T. V. Londini, 1785) на английском языке, но не нашел в нем ничего, кроме мистики. Ньютон, по моему глубокому убеждению, не мог не понимать астрономического смысла этой книги, но боялся объяснить его своему читателю.
3) Вся эта книга написана в Шлиссельбургской крепости. Прибавлены лишь несколько примечания и приложения в конце.
4) После моего выхода на свободу мои вычисления были проверены пулковскими астрономами М. М. Каменским и Н. М. Ляпиным, нашедшими для 30 сентября 395 года те самые положения Солнца и планет, которые определил и я. Таким образом, читатель, не знакомый с астрономией, может положиться на точность моих выводов.
